Рубрика: Басни

Стояла ночь на страже браконьера.
Луна спала. Закрылись веки звёзд.
Ни всплеска вод на плёсах Селигера,
Лишь тишина немая, как погост.

Он спешно ставил сети и «мерёдки».
(В округе ярым браконьером слыл).
И, вдруг, шлепки услышал рядом с лодкой –
Какой-то зверь неторопливо плыл.

Наверно лось – подумал и поверил.
Никак судьба удачу принесла?!
И носом лодки, протаранив зверя,
Хватил по морде лопастью весла.

То был медведь. Медведь пошёл в атаку:
Сломал весло, ладью перевернул
И так влепил зачинщику за драку,
Что бедолага чуть не утонул.

Его спасла охрана Рыбнадзора,
Иначе бы давно сомов кормил.
Но с той поры, со времени позора,
Он рыбу только удочкой ловил.

Алел закат. Змеёй вилась дорога.
Лесной массив давил со всех сторон.
И Сахалин, как девка недотрога,
Нахальных гнал с груди своей ворон.

А по земле вовсю катила осень.
Играл огнём её волшебный лик.
И как-то разом на верхушках сосен
Прервали птицы свой картавый крик.

Мчал грузовик. Стонали с визгом шины.
В луче закатном догорала медь.
Вдруг словно вырос на пути машины
Внезапно растревоженный медведь.

Зверь на трёхтонку ринулся во злости
И, как кобылу, оседлал капот.
Шофёр рванул – и затрещали кости –
Смертельной битвы роковой исход.

Но страх сковал взволнованную душу.
Опомнился водитель у реки…
А вороньё расклёвывало тушу
Несчастного хозяина тайги.

Январским днём под дикий посвист вьюги,
Когда с небес неистово мело,
С разъезда шли две давние подруги,
Приехавшие к бабушке в село.

Не повезло с погодою молодкам –
Дорогу снег глубокий завалил.
И в сапогах промёрзших, как в колодках,
Они тащились из последних сил.

Пройти осталось пару километров,
Всего лишь два и вот оно крыльцо.
А их валило с ног порывом ветра
И колким снегом жалило лицо.

Они брели, в сугробе утопая,
Мечтая о натопленной избе.
А по следам несчастных волчья стая
Неслась расставить точки в их судьбе.

Бекас у нас
Пернатым славным был,
А Филин вот Бекаса не любил.
И там, где только собирались птицы,
Он о Бекасе лил такие небылицы,
Что самая блудливая Кукушка
К себе такого вряд ли подпустила.
А Сойка всё ж Бекаса полюбила.
И ежедневно, около опушки,
Ждала его, а сердце боль щемила.
Чиста и нежная, красивая собой,
И молодость в глазах её играла.
Но как жестоко ранил шёпот злой!
И сердце девичье сомнение терзало.
А шёпот всё плотней над лесом повисал.
Неслися голоса: «Бекас-то – птица- дура,
Такой болтун, законченный нахал.
И с Сойкой у него как будто бы амуры».
Но болтунов Бекас не замечал.
Он выше их и, верно, чище был.
И Сойку юную так искренне любил
За чистоту и верность эту,
Как у людей способен был любить
Ромео юную Джульетту.

Мораль: подобный Филин для порядка
О нравственности лишь болтает,
А сам от Совушки украдкой
В кустах Ворону обнимает.

«Фонтан! Фонтан!» — прорезал душу крик,
И за китом рванулись два вельбота.
И вот в один благословенный миг
Гарпун вонзился в тело кашалота.

Гигант взбешен, несется в глубину,
Затем внезапно молнией всплывает
И, шлюпку бросив в пенную волну,
Хвостом могучим в щепки разбивает.

И я лечу, в тугой водоворот,
Меня, как тюльку, в пасть Кита втянуло,
Я задыхаюсь, открываю рот,
И все во мраке вечном потонуло.

К кому взывать? Кругом смердящий мрак.
Судьба со мной сыграла злую шутку.
Я оказался, сам не зная как,
У кашалота в тайниках желудка.

Но все ж Кита на борт заволокли,-
Команда дружно принялась за дело,
И в животе средь рыб морских нашли
Мое почти нетронутое тело.

Друзья сумели чудо совершить,
Вернув меня из лап животной смерти.
Теперь две жизни должен я прожить,
Как два письма прочесть в одном конверте.

На озере я подсекал камыш,
С серпом в руках, весь день в воде по пояс.
Мы им в войну латали дыры крыш.
И вот тружусь себе, не беспокоясь,
Как вдруг удар – я в воду с головой.
Встаю, готовый с недругом на драку,
Но ни души. Опять удар, второй, —
И вижу – сом огромный прёт в атаку.
Зубами он вцепился в ногу мне
И тащит в глубину и толщу ила.
А я серпом по брюху и спине
Луплю его, пока ещё есть силы.
Один удар решает жизнь в бою.
Всей сутью эту истину приемлю!
Мой хищник жертву выпустил свою.
Я выполз, обессиленный, на землю.
Меня нашли друзья на берегу
Без чувств, с ногой, опухшей и багровой.
А рядом всплыл, — я фото берегу –
Убитый монстр двухсоткилограммовый.

В густом заросшем лиственном лесу
Енот влюбился в рыжую Лису.
А та умела чувствами владеть,
И наш герой попался в лисью сеть.
Женился он. Душа торжествовала:
Лиса в любви детей ему рожала,
Была умна, имела три диплома…
Вот, правда, часто не бывала дома,
Но что судить? У ней свои заботы:
Доклады, совещания, работы
В комиссиях иных невпроворот.
Один детишек и растил Енот.
Покормит их, обмоет, спать уложит.
Проснутся – в рощу сводит погулять.
Одеться и раздеться им поможет
Ну, муж-вдова, иначе не назвать
И малыши совсем не знали мать,
Как и она не знала их к тому ж.
И, вот, обманутый домохозяйка-муж
С учёною женой решил порвать,
Но прежде познакомить всех детей
Решил он твёрдо с матерью своей.
И всей семьёй к ней на приём пришли,
Но тут не обошлось без  инцидента –
Ребята, ожидая, подросли,
А дочь за маминого вышла референта.
«Он познакомит их с мамашей, наконец», —
Подумав так, ушёл Енот-отец,
Казалось бы, и басне тут конец,
Но надо всё ж к морали обратиться,
Чтоб звери чётко помнили в лесу,
Когда настанет время им жениться,
Смотрите, как Енот, не клюньте на Лису!

То было в Африке далёкой,
В разгар тропического дня.
Нос к носу – лев. В мгновенье ока
Схватил за шиворот меня.

И в пасти льва, как мышь у кошки,
Болтался безнадёжно я.
Мне оставалось жить немножко
В тисках земного бытия.

Я будто впал в оцепененье,
Анестезии влил настой.
Я был, как будто в опьяненье,
В сознании, полуживой.

Спасла безжизненность вот эта.
На миг лев жертву отпустил…
Я всю обойму пистолета
Зверюге в морду разрядил.

Емеля страстный бабник был,
Но в праздничном апреле
Поостудили блудный пыл
Девчата у Емели.

Ступив вальяжно в кабинет,
Презрев в душе измену,
Зовёт с отчётом он к себе
Красавицу Елену.

И на прямой её отказ,
Поджав от злости губы,
Он новый отдаёт приказ –
Позвать с докладом Любу.

Фиаско с Любой потерпев
И не сойдясь с Илоной,
Застыл угрюмо бабий «лев»
У трубки телефонной.

Во гневе он на всех орёт,
Звереет с новой силой…
И вдруг жена его зовёт:
«Вставай! Заспался, милый!»

Открыв глаза, очнулся он –
И понял наш Емеля,
Что это был всего лишь сон
Под первое апреля.

Зайчишка раз пришёл к свинье-подруге
И рассказал такую новость он:
— Ты знаешь, милая?
Молва идёт в округе,
Что Кошка гонит самогон.

Свинья тогда на службе состояла.
Вращалась в свете, многое видала.
И вот за то, что на своих друзей
Прихрюкнет иногда, такая уж порода,
Дано ей было право у зверей
Проверку проводить в любое время года.

Совет собрав захрюкала Свинья:
— Нет, братцы, дальше так нельзя!
Как вам не стыдно? Спите, видно!
А между тем в округе – звон.
Что Кошка гонит самогон.
Мне это слышать неприлично,
Да неприятности притом…
И вот я заявляю: лично
Иду сегодня к Кошке в дом
И там судьбу её решу:
Коль, правда, гонит – накажу.

Пришла она, глядит в окошко
И видит: суетится Кошка,
Производя своё сырьё,
Бутыль к бутыли и зельё
Сиропом клюквенным разводит,
Не замечает, что с неё
Свинья стеклянных глаз не сводит.
А увидав, заговорила:
— Голубка, здравствуй! Очень мило!
Входи, входи, вот и закуска,
И хлеб, и кислая капустка,
Грибки, картошка и лучок,
А для начала – первачок.

Свинья пила по свински много,
Забыв про экстренный совет,
И, не найдя домой дорогу,
Зарылась, как свинья, в кювет.